Добрый день, Алексей.

Добрый день!

Расскажите, пожалуйста, о себе и о своей группе «Происшествие».

Группа существует очень давно, для меня это одна из наиболее существенных частей биографии и поэтому придётся начинать издалека. В общем, я был обычным ребёнком из интеллигентной семьи — довольно начитанным и предприимчивым, но совершенно не способным к социализации. У нас была типичная неспокойная окраина, да и времена были паршивые — конец перестройки, повальное пьянство, драки и прочее. Наверное, я мог реализовать себя в чём-то ещё, но однажды я внезапно понял, что сочинение и исполнение песен для меня — самое важное, чуть ли не путь к идеалу духовной жизни. С этого момента всё и началось.

Как давно вы дружите с музыкой?

Моё «духовное прозрение» произошло в довольно раннем возрасте — в двенадцать лет. Как и у всех подростков, путь к профессиональной музыке у меня был не самым лёгким, я учился играть на гитаре безумно долго, полтора года — просто потому что у меня был плохой инструмент, и я не мог зажать струны. Общаться было толком не с кем. Зато с творчеством никаких проблем не было. Если взять то, что мы исполняем, самые ранние песни были написаны мной в четырнадцать лет. Они были несложные, но качественные с точки зрения литературной грамотности и сразу довольно глубокие.

Я пел о реальности вокруг, которая была для меня источником радости и боли, не боялся вставлять в песни всё, что меня по-настоящему сильно волновало в истории и культуре родного края. Так что для меня музыка — это ещё и особый род патриотизма — несмотря на все радикальные идеи, хотя, может быть, как раз благодаря им. Не думаю, что всем везло в двенадцать лет, как мне. Считаю, это настоящая удача, что интуиция вела меня в правильном направлении.

У группы «Происшествие» есть история образования?

Пожалуй, да. После нескольких лет одиночества я попал на Арбат, в неформальную тусовку, и мир внезапно раскрылся для меня во всех красках. Я окончательно убедился в том, что всё делаю правильно, и теперь просто можно петь для людей. Я стал уличным музыкантом. Вскоре мне попались ребята, которым было интересно творчески обыгрывать моё творчество. В день моего шестнадцатилетия, 19 сентября 1994 года, мы заявили о том, что теперь мы — группа «Происшествие». После этого произошло многое. Было много хороших песен, интересных людей, запоминающихся поездок. Музыканты в группе постепенно менялись, зачастую оставляя после себя огромный след. Со дня основания группы нас осталось только двое — я и басист Михаил Гусман, но мы не теряем контакта с большинством бывших участников группы.

Вы сталкивались с трудностями во время становления группы? И с какими?

В молодом возрасте мы были предоставлены сами себе, никакой помощи ниоткуда ждать не приходилось, и поэтому трудности были, в основном, психологические — усталость, неверие в свои силы, завышенные ожидания… Но примерно с 2010 года мы находимся в режиме повышенной активности, сумев вывести на высокий уровень то, чем занимались всё предыдущее время. Забавно, но как бы ни менялся наш состав, мне казалось, что вот уж сейчас-то он действительно самый сильный, принципиально превосходящий предыдущие формации.

Наверное, это потому, что я люблю людей, люблю своих музыкантов. И я с гордостью их представляю на концертах: Михаил Гусман — бас, Катерина Гервагина — клавишные, Тимофей Ляховский — духовые, Александр Баранов — ударные. Ещё с нами поют в ряде песен девушки-вокалистки, известные по своим собственным группам. Сейчас в первую очередь это Анастасия Диевская из группы «Уровень моря» и Владислава Рукавишникова из группы «Блуждающие гормоны». А из прошлых участников многие помнят скрипачку Наталию Беленькую и девочку-валторнистку Арину Филипенкову, которая пришла к нам, когда ей было восемь лет.

Алексей, не так давно в ваших официальных ресурсах было заявление о прекращении деятельности группы. С чем это связано?

Не было такого. Серия «чемоданных» концертов в ноябре 2015 года связана с тем, что я переехал жить в Самару, и хотел попрощаться с родным городом как следует. О прекращении деятельности речи не шло, мы совершенно этого не хотим. Собираемся принять участие в летних фестивалях. Так что в 2016 году, надеюсь, снова прозвучим на «Быть добру!», «Кабаннике», «Купала-фесте» и всюду, куда позовут.

Как выглядит деятельность группы сейчас на фоне вашего переезда в Самару? Вы продолжаете играть?

В силу того, что я живу в Самаре, а группа находится в Москве, нам нелегко. Когда я приезжаю, мы, конечно, активизируемся. В остальное время я продвигаю нашу музыку в Самаре, выступая на местных квартирниках и небольших клубных концертах — типичный самарский формат мне привычен по девяностым годам в Москве. А ещё в январе наша песня «Мой внутренний Чехов» заняла первое место в хит-параде «Радио Самара Максимум», в связи с чем я принял участие в программе «Рок Сити», посвящённой местным музыкантам. Ну а мои ребята в Москве сейчас заканчивают работу над нашим новым альбомом «Интифада». Там осталось совсем чуть-чуть. Дальше на очереди находятся другие песни. У нас сейчас в работе, получается, четыре альбома. И в каждом мы продвинулись очень далеко.

Алексей, расскажите, как у вас получается работать сразу над четырьмя альбомами? Как вы распределяете свои силы и концентрацию? Не страдают ли от этого песни?

У нас есть определённые приёмы работы, к которым мы привыкли, и которые нам облегчают жизнь. Скажем, барабанщик Саша Баранов довольно долго готовится к записи, но зато потом, приходя в студию, записывает партии сразу для десятка песен. Примерно так же пишутся гитара и бас. Ну а дальше мы начинаем заниматься музыкальным декором, и вот этот процесс как раз иногда бывает долгим. В данный момент в трёх из четырёх альбомов записаны почти все партии гитары, баса, ударных и даже вокала, так что мы находимся на стадии окончательной отделки. А вот четвёртый альбом пока в зачаточном состоянии. Скорее, это сборник всего того, что не вошло в другие альбомы.

Сколько альбомов выпущено? Какой альбом был самым трудным?

Семь вышло, восьмой под названием «Интифада» вот-вот выйдет — мы уже даже назначили презентацию в Сахаровском центре. Трудными были все альбомы, потому что мы старались добиться максимального результата. Даже «Простая музыка» была местами очень мучительна, потому что там, где я имел в виду, грубо говоря, бардовскую песню, ребята сочиняли симфонию, а потом бились об стенку, стараясь это записать и сыграть, так как они это слышат. Если же брать чисто по тому, сколько времени мы мучились с каким-либо диском, то все рекорды бьёт седьмой альбом «Достоевский» — мы потратили на него два года. Это получилось не специально, просто каждый из нас должен был дозреть, чтобы выдать то, что в итоге получилось на выходе. Даже обложку Миша Гусман, профессиональный художник, рисовал год — проникался темой, изучал контексты, искал точки соприкосновения с космосом. Очень надеюсь, что больше такого ужаса нам не грозит.

Алексей, важно ли не спешить в творчестве? И где предел длительности, который прибавит смысла и не навредит?

Не знаю, как другие музыканты, а я не спешить не могу. Мне кажется, у меня не так уж много времени. Мне уже 37 лет, куда это годится! Но это не значит, что я предпринимаю какие-то судорожные неконструктивные действия. Скорее, я стараюсь не останавливаться. Практически всё свободное время я забиваю если не музыкой, то анализом того, чем мы занимаемся в данный момент.

Вы сами слушаете свои песни? Какие любимые?

Я очень критично к себе отношусь, и часто слушая свои песни, всё придираюсь. Самые любимые в данный момент песни — «Книжная лавка на старом проспекте», «Воздушный шар» и «Майор Савельев». В них ничего не хочется менять, всё получилось по делу — исторические декорации, взятые по делу литературные аллюзии (в том числе, библейские), яркие, сильные герои, аранжировка… Самые любимые мои альбомы — крайние три, но больше всех, пожалуй, ещё не выпущенная «Интифада» и особенно «Виктимология». Там не только продуманные аранжировки, но и какое-то экзистенциальное отчаяние, которое выпихивает тебя за пределы привычной реальности, и мир вне наушников вдруг кажется мифическим — на самом деле, он такой и есть. А вот Тимохе, например, несмотря на наше с ним духовное родство, больше альбом «Достоевский» нравится. Наверное, потому что там больше элегантной такой стильности и заигрывания с чем-то знакомым из мира культуры — упоминания Альфреда Гарриевича Шнитке, Энди Уорхола, Чехова, Летова. Так тоже можно.

«Происшествие» — это ваше личное детище? В каком жанре вы играете?

«Происшествие», вроде как, задумывалось, как мой сольный проект, но ребята чувствуют эти песни общим достоянием, потому что каждый в них что-то вложил, и имеет своё, чрезвычайно важное понимание того, что там звучит и зачем. Так что «Происшествие» — пожалуй, всё же коллективный проект. Вот группа «Блуждающие гормоны», в которой я тоже играю — она типично «лидерская». В «Происшествии» нет таких концептуальных ограничений. С одной стороны, от этого хорошо — творческая свобода, всё такое. С другой стороны — невозможно в двух словах сформулировать, что мы играем.

Ваша группа имеет концептуальный и идеологические смыслы?

Да, конечно. Правда, у меня есть сильные подозрения, что в текстах у нас одни культурные ориентиры, а в музыке — другие. Моя идеология базируется на анархо-панке, мне близка DIY-культура, автостоп, стрит-рок, политический протест, полнейший отказ от какой-либо коммерции в музыке. То есть для меня важна нравственная позиция, это главное, для чего я пишу и живу. Но, в отличие от панк-музыкантов, я не подаю идеологические конструкции открытым текстом, потому что у меня это фундамент для прочих интересов — истории, литературы, религии. Получается, что тексты всегда на первом месте, и они чрезвычайно насыщенны смыслами. Мы любим называть это «поэтическим роком».

Алексей, расскажите о понятии «поэтический рок», можете ли привести сторонние примеры?

Этот термин придумал не я. Возможно, он введён в обиход давно, но мне известен по серии дисков «Книга поэтического рока», которую выпускал питерский музыкант и музыкальный журналист Дмитрий Румянцев в середине нулевых годов. Насколько я помню, в серии принимали участие Олег Медведев, Юлия Теуникова, «Драконь», Роман Филиппов, Екатерина Болдырева, «Марьяж декораций», Аня Ширяева, Александра Арбацкая. Ещё к этому направлению я бы добавил Юлию Тузову, Александра Логунова, Шамиля Абрярова, Алексея Вдовина, Павла Фахртдинова. Сейчас этот термин также активно использует фестиваль «Даждь», хотя у них есть свои идеологические особенности, которые необходимо учитывать — это христианский бард-рок. Смысл понятия «поэтический рок» в общем виде прост — к словам в песнях предъявляются самые высокие поэтические стандарты, музыка по отношению к ним вторична. Но, в то же время, это не бардовская музыка, это именно рок. Причём в 99% случаев это андеграунд, не рассчитанный на массового слушателя.

Честно, для нас не очень важно в каком стиле мы играем. Мы понимаем, что стилистически обречены на вторичность, и поэтому не беспокоимся. Если в какой-то песне получается русский рок — пусть будет русский рок, только хороший. Если блюз — сделаем блюз, не проблема. Если панк — тогда панк. Песня всегда сама подскажет, какой ей хочется быть. Пожалуй, больше всего мы работаем над продумыванием аранжировок. Это важнее, чем чистота стиля, мы же не метал-кор играем. Людям всегда западают в память красивые мелодии, и мы стараемся сделать так, чтобы это происходило.

Сколько концертов вами сыграно на сегодня?

За двадцать с лишним лет было сыграно столько, что уж и не вспомнить. В основном мы играли в московских клубах — статистически это, в первую очередь, «Археология», «Doolin House» и «Массолит». А кроме клубов бывало разное.

Расскажите о самых ярких концертах, пожалуйста.

В 1995 году мы играли прямо на крыше магазина «Ленинград» — на квартирнике у легендарного путешественника Антона Кротова. Никакого разрешения на проведение концерта, конечно, не было, но милиция, увидев более двух сотен человек, просто не решилась их разгонять. Таких квартирников было штуки четыре, мы сыграли на всех, кроме самого первого. В 1996 году как-то играли квартирник с Александром Непомнящим.

Дело было на Шаболовке, недалеко от радиотранслирующих устройств, и у нас аппаратура очень внятно всю дорогу ловила радиопередачи, потому что заземление, видимо, как радиоантенна работало. «Происшествию» пришлось помучиться с плохим звуком, а для Саши просто отключили всё — его и в акустике было прекрасно слышно. Не так давно, в 2011 году я поставил температурный рекорд — выступал в неотапливаемом зале ДК «Прогресс» в городе Запрудня при примерно нулевой температуре. Это, кстати, живая иллюстрация того, как государство у нас заботится о культуре и детях — там в основном детские кружки были. Но я не ребёнок, мне повезло — спасали поцелуи и водка. В 2013 году мы с Гусманом джемовали на одном лесном фестивале, нам подыгрывали какие-то случайные музыканты — большие такие, мощные мужики.

И вдруг после концерта они на нас набрасываются с явным намерением избить. Оказалось, что это радикальные православные, и они к последней песне внезапно решили, что мы «пятая колонна». Я в таких случаях почему-то не умею бояться, вышел к ним, задвинул речь, и уже через полчаса мы все вместе бухали, этим всё и закончилось. Ну а самым удачным концертом за всю жизнь я считаю квартирник в Перми в 1997 году, который мы сыграли в основном для ролевой тусовки. Такого наплыва эмоций, как тогда, больше не припомню, кроме, может быть, «Кабанника» и «Быть добру!» 2015 года, это были просто мои личные Вудстоки! Ну и хороши были почти все концерты в «Археологии». Это можно долго рассказывать — обо всех творческих безумствах, экспромтах, настоящей дружбе между людьми. Для меня это особенный клуб. Кто знает, тот поймёт.

Алексей, кроме музыкальной деятельности, вы занимаетесь издательской деятельностью, расскажите, пожалуйста, об этом? В каких издательствах и журналах вы работали?

В 2000 году мне пришлось оставить музыку, потому что мы все просто выдохлись, и я, наверное, больше всех. Тут-то на первый план внезапно вышла литература. Как любой нормальный писатель, я хотел быть опубликованным, но понимал, что мне надо развиваться и расти. И как раз одновременно я начал пользоваться Интернетом. В итоге в 2001 году мы с коллегами создали один из старейших Интернет-журналов — «Точка зрения». За четыре года удалось наделать столько шума, что меня пригласили на работу в Союз писателей Москвы. Вот там было уже намного интереснее. Помимо Интернета, я работал редактором-составителем нескольких сборников молодой литературы, вышедших в издательствах «Книжный сад», «Вагриус», да и сам там печатался. Что-то, смутно помню, ещё в «АСТрели» выходило и, кажется, «Олимпе». Потом, когда я понял, что сам многое могу, решил создать своё издательство, но вместо этого получилась книжная серия «Современная литература в Интернете».

Не очень удачное название, но я работал под ним лет шесть. Потом познакомился с одним интересным человеком, тоже Алексей, тоже с книгами возиться любит. Например, издавал филологические труды Джона Рональда Руэл Толкина. У него уже было зарегистрировано издательство «Алькор Паблишерс», и мы решили работать вместе под это вывеской. Ну, в общем, сейчас у нас своя типография под Подольском. Печатаем всех, кого устраивает соотношение цены и качества, а продвигаем тех, кто нам самим нравится. Алексей, он ещё и книгами торгует. Так что нам не только издавать интересно, но и продавать, даже если это что-то некоммерческое. Я вот поэтические издания, например, активно продвигаю. Потом мы ещё рекорд-лэйбл «Контрабанда Records» создали — сами печатаем диски, сами продаём, уже кучу всего навыпускали и продолжаем искать молодые таланты. Конечно, на этом много не заработаешь, едва сводим концы с концами. Но если простые люди — такие, как мы — не будут заниматься русской культурой, то никто не будет.

Мы знаем, что вам довелось поработать на телевидении, а именно на канале «Культура».

Некоторое время я считался экспертом по молодым писателям и действительно выступал в ток-шоу на телеканале «Культура». Особенно запомнилось ток-шоу «Апокриф» с Поляковым, Гавриловым, Гуцко, Минаевым, Садулаевым и Прилепиным. Для Прилепина, кстати, это был первый выход на телевидение.

Вы можете озвучить причину, по которой не сложилось ваша дальнейшая карьера на телевидении?

У меня оказался слишком длинный язык и непотребно чёрный юмор для этого формата, так что на телевидение приглашать быстро прекратили. А вот на радио я выступал более успешно — причём, что интересно, всё больше на христианских радиостанциях. Там аудитория, я думаю, более интеллигентна.

Какого ваше отношение к радио, как человека, работавшего на большой федеральной радиостанции?

Я действительно работал некоторое время на «Радио Шансон» в отделе Интернет-проектов — занимался новостями и социальными сетями, брал интервью. Это было любопытно, конечно. Всё-таки высокий уровень, интересные люди. У них в шансонном шоу-бизнесе своя закрытая тусовка, которая отличается от рокеров только музыкальным стилем и аудиторией. Массовая аудитория, причём составляющая в нашей стране большинство. А так — всё то же самое, что и в роке. Что касается коллег по радио, то я не встречал людей профессиональнее и круче, чем тогдашняя команда. Жаль, что я общался с ними не так долго, чтобы успеть подружиться. Подводя итоги, могу сказать, что радио — это интересно. Будь у меня такая возможность, с удовольствием поработал бы снова на радио.

Есть ли шанс у начинающих музыкантов попасть в эфир? И каким способом?

Есть, конечно. Берёшь список радиостанций, рассылаешь. Если тебя возьмут хоть где-нибудь, хоть на каком-нибудь воркутинском радио — значит, ты молодец. Если за год-другой не возьмут нигде — значит, нужно что-то в себе поменять.

В чём отличие рока от альтернативной музыки на ваш взгляд? И будет ли альтернативная музыка когда-либо звучать в эфирах больших радиостанций?

В моём поколении «альтернативной музыкой» называли определённый стиль — смесь панк-музыки с рэпом и хеви-металлом — ну, к примеру, Red Hot Chili Peppers. Если же речь об андеграунде, то маленькие региональные радиостанции — это как раз то место, где имеет смысл звучать. Для меня молодые музыканты на «НАШЕ радио» — это что-то вроде чёрного списка. Ты играешь в требуемом формате, а он забирает твою душу. Музыкант с опытом способен отстоять свою индивидуальность, если она, конечно, есть изначально, молодёжь более склонна к конформизму. А это убивает в тебе абсолютно всё.

Как вы относитесь к альтернативной музыке?

Как и к любой другой — я люблю музыку и музыкантов, для меня это сверх ценности.

Какую музыку вы слушаете?

Русскоязычную музыку, например, я слушаю только по служебной необходимости — что-то нравится, что-то нет, но для себя не слушаю ничего. В записи слушаю, в основном, панк-рок, причём очень разный — британский, американский, французский, испанский, балканский, даже южноафриканский. Кроме этого — например, мы с дочкой в последние дни включали Сюзанну Вега, Rolling Stone, The Everly Brothers и южноафриканцев Hog Hoggidy Hog, моя жена ещё ей Боба Марли ставит. Что касается концертов, то в прошлом году я внезапно полюбил камерную музыку и теперь хожу только на неё. У нас в Самаре проводятся концерты не только в Филармонии, но ещё и в лютеранской кирхе. После Нового года я ходил туда на концерт местного ансамбля — виолончель, две скрипки, альт, фагот, кларнет.

Исполняли старинную итальянскую музыку, в которой из известных имён только Вивальди, да и то с довольно странным произведением для фагота. Это, кстати, его любимый инструмент был, он для него кучу произведений написал. Ещё с удовольствием вспоминаю органные концерты и григорианские хоралы в католическом соборе Ялты. Мне нравится в академической музыке то, что всё устройство композиции перед тобой как на ладони — вот тебе тоника, вот контрапункт, модуляции всякие, драматургия. И ещё у некоторых композиторов иногда мелькает очень любопытная такая архаичная наивность, примитивность — как в народной музыке. В терминах это не описать, но это очень воодушевляет.

Расскажите, как вы записываете свою музыку и изучаете ли вы новые средства создания музыки, появившиеся в результате технического прогресса?

Работаем по-разному. Какие-то вещи хочется записать копейка в копейку так же, как мы их на концертах играем, ловим ощущения импровизации, лёгкости. Таким получился, например, второй наш альбом — «Танцевать!». Но вообще, чаще получается, что в студии каждый из нас заново формулирует для себя своё мелодическое решение. И поэтому получается непредсказуемый результат. Понятное дело, это было бы невозможно без грамотной работы звукорежиссёра. У нас, я считаю, самый лучший, самый подходящий именно нам звукорежиссёр — Янис Сурвилло, и идеальное взаимопонимание между музыкантами. Что касается экспериментов, то в них мы ограничиваем себя акустическими инструментами и приспособлениями, нам так интереснее. Электронные спецэффекты хороши, когда они тебе самому идейно близки.

Что на ваш взгляд движет творческими людьми сегодня, и как вы относитесь к музыкальному постмодернизму?

Если человек творческий, им движет творчество. Также им может двигать ещё много чего, от музыкальной конъюнктуры до атмосферного давления и солнечных бурь. В моём понимании, музыка сейчас разбита на множество крохотных клубов по интересам. Кто-то любит панк, кто-то академическую музыку, кто-то шансон, кто-то джаз, кто-то русский рок. Если люди играют всё подряд, значит, они ищут что-то.

К слову о постмодернизме, насколько сильно вы ощущаете на примере своей группы давление прагматизма и жажду успеха в музыкальной среде сегодня? Вам это мешает или вы принимаете обстоятельства таковыми, какие они есть?

Для нас самым большим успехом будет записать все песни, которые являются главными в жизни, и успеть сыграть побольше концертов, пока они кому-то нужны. Что будет после, мне всё равно, ребятам тоже.

Много ли вы видели музыкальных эстетов, умеющих абстрагироваться от доминирующих прагматичных реалий? И не путь ли это «песен в стол» на ваш взгляд?

Ага, знаю множество таких людей, но самый яркий из них — пожалуй, контрабасист Сергей Краснопольский. Вот уж кому наплевать на конъюнктуру, так это ему. Человек делает интересные вещи, будучи полнейшей «вещью в себе». Сейчас он живёт в Питере, у него группа «Яблочный единорог». Трудно судить из Самары, но, видимо, они играют импровизационную музыку, построенную на сверхтонких материях. Серёга даже концерты начинает со специальной минуты тишины, которая требуется для обретения необходимого духовного состояния. Для Краснопольского очень важно быть таким, каков он есть, и я считаю, что он прав в своём выборе. Не знаю, сколько народа ходит на его концерты, но точно ходят. Настоящая творческая одержимость всегда заразительна. Я это вижу по примеру множества музыкантов.

Как воспринимает зритель ваше творчество?

Мне больше всего нравится, что люди вслушиваются в тексты песен, подходят и переспрашивают. Мне везёт на людей, которые нас рисуют во время концертов. Например, моя жена Вика и жена Тимофея Саша. У художников как-то иначе устроено творческое восприятие, с ними очень интересно обсуждать нюансы, я прямо иногда заново узнаю, о чём сочинил песню.

Есть ли интересные истории, связанные с этим?

Как-то раз девушки-официантки попросили нас сыграть песню «Поцелуй в лифте», написав её название на обычном стикере. Мы сыграли, а стикер был наклеен на холодильник и ещё несколько концертов после этого его торжественно отлепляли, чтобы он послужил ещё. А самая дивная история случилась года два назад: бармен «Археологии» мне прислал видео, на котором его полуторалетняя дочь лежит в кроватке и поёт нашу песню «Танцевать!». Мои дети меня так не баловали.

Заявляете ли вы на концертах возрастной ценз?

Я — нет, а клубы иногда заявляют. И это проблема, потому что у нашей аудитории много подростков двенадцати, восемнадцати лет. Всегда стараемся прийти к компромиссу, когда обговариваем условия с площадкой.

Вы согласитесь с тем, что поклонники растут вместе с артистом? Вырастает артист, вырастает и поклонник.

Я давно заметил, что чаще всего меня слушают люди в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Видимо, это мой вечный психологический возраст. Те люди в зале, кто старше двадцати пять, в целом очень похожи по складу на меня самого, а те, кто младше восемнадцати — это, в основном, наши дети и дети наших друзей. Они, кстати, общаются с нами, как с равными. Я считаю это правильным.

Насколько медленно или быстро развивается ваша группа?

В девяностых мы развивались очень бурно, потому что возраст был такой. В конце нулевых у нас внезапно появились технические возможности, и всё опять сильно оживилось. Сейчас развитие замедляется, потому что у большинства из нас очень плохо с деньгами, и мы уже не можем тратиться на музыку. К тому же, я теперь в другом городе, у меня маленькая дочь — в общем, ситуация больше располагает к тому, чтобы спокойно доделывать начатые дела, чем затевать новые.

Вы любите читать? Что вы прочитали за последние несколько месяцев?

Работа в Союзе писателей, когда приходилось читать много некачественных рукописей, отбила у меня любовь к художественной литературе. Я люблю читать книги по истории, причём мне интересны абсолютно любые периоды и страны. Каждый день изучаю спортивную прессу, поскольку являюсь яростным футбольным фанатом. Много читаю о музыке, и ресурс «Википедия» — по самым разным поводам. Например, уже полтора года, каждую неделю я публикую очередную статью из цикла «Герои панк-рока по средам» — о группах со всего мира. Чтобы написать такую статью, приходится много читать на английском, а иногда с помощью переводчиков пытаться распознать смысл, например, с греческого или иврита.

Поговорим о вашей издательской деятельности. Вы являетесь главным редактором журнала «Контрабанда», это онлайн-журнал или физическое издание? Расскажите, как всё началось?

К концу 2007 года я исчерпал возможности для самореализации в Союзе писателей Москвы. Наша организация занималась Форумом молодых писателей в Липках. Я туда ездил целых десять лет подряд, как журналист, молодой писатель, прозаик и критик. С поэтом Кириллом Ковальджи у нас было право составить рекомендательный список для участия в Форуме. Я решил воспользоваться моментом и пригласил на Форум всех активистов «Точки зрения», которые у нас печатались и проходили по возрастным ограничениям. Плюс к нам много, кто присоединился уже на месте. Нашей задачей было провести на Форуме независимые литературные чтения и договориться о дальнейшем взаимодействии.

В итоге родился, по выражению издателя Евгения Степанова, «тонкий литературный журнал» – «Контрабанда». Летом 2008 года мы предсказуемо разорились, даже пришлось раздавать тираж на улицах Одессы, чтобы их прочёл хоть кто-то. Но спустя полтора года оказалось, что ниша до сих пор никем не занята. С января 2010 года «Контрабанда» стала работать по жёсткой финансовой схеме и освещать не только литературу, но и любое независимое искусство. А поскольку среди нас много музыкантов, то, в конечном счёте, на первый план вышла музыка. В середине 2011 года мы окончательно переросли бумажный формат и создали независимое агентство новостей культуры, благодаря чему издание до сих пор существует в двух самостоятельных форматах — ленты новостей в Интернете и бумажного журнала.

Каждый из номеров примерно на две трети своего объёма посвящён какому-либо региону, сейчас вот занялись Балканами, а остальное пространство занимает художественное чтиво. Ещё при журнале некоторое время работала Школа культурной журналистики, но она требует моего присутствия в Москве и поэтому сейчас не поддерживается. Замечу, все, кто пишут для нас — волонтёры. Для многих это первый шаг в нормальную профессиональную журналистику. Наши публикации котируются не только потому, что у нас есть свидетельство о регистрации СМИ, но и потому что за восемь с половиной лет мы нарастили аудиторию, которой мы интересны, которая нам доверяет.

Кроме того, что вы лидер группы «Происшествие» и главный редактор журнала «Контрабанда», вы являетесь организаторов музыкальных и поэтических фестивалей. Расскажите об этой стороне своей деятельности, пожалуйста.

Не считая нескольких концертов, когда мы собирали средства на лечение друзей-музыкантов, большая часть того, что я организовывал — это различные литературные чтения и фестивали журнала «Контрабанда». Я уже говорил, что в какой-то момент музыка у нас вышла на первый план. Вот примерно тогда и появилась идея выводить на сцену тех, про кого мы пишем. Помню, на первом фестивале играли группы Происшествие, Рада и Терновник, Адриан и Александр, Юлия Теуникова, Игорь Белый. Потом мы решили сделать более серьёзный проект, фестивали стали проводиться дважды в год. Весенний получил название «Противофаза», а осенний — «День контрабандиста». К каждому фестивалю непременно выпускался диск из серии «Андеграунд: современная история». Диски раздавались бесплатно на фестивалях, причём не только на наших — их можно было взять на бесплатных полках в «Гиперионе» и «Массолите». Сейчас мы принимаем заявки на участие в фестивале «Противофаза-2016». Присоединяйтесь, кто хочет, будем рады.

Каким образом вы связаны с поэзией? И как давно?

Ну как «связан с поэзией» — я пишу стихи. Правда, редко, но у меня вышло два поэтических сборника «Вспомни что-нибудь» (2007 год) и «Нотная грамота» (2014 год). Ещё осталось очень много неизданного материала. В целом я им доволен, хотя не очень свободно чувствую себя в поэтическом формате. На мой взгляд, слова песен — это, хоть работа с текстом, но совсем другой жанр, более мне подходящий. Вообще, писать прозу — сложнее, чем стихи. Поэтому я намного больше горжусь сборником психологической прозы «Мне слишком мало тебя» (2010 год). И ещё пишу книгу воспоминаний «Рок-н-ролльный возраст». Она уже выходила в двух изданиях, но я решил её полностью переработать, написав вообще всё, что помню. Никак не получается завершить текст, там нужно ещё страниц сто пятьдесят. Может, допишу весной — когда буду выходить гулять с детской коляской в Струковский сад.

Расскажите о фестивале «Северная Земля», в который раз он проводится?

«Северная земля» — это не фестиваль, это литературный конкурс, который мы проводим в интернете уже третий год. Всё получилось само собой; наше издательство «Алькор Паблишерс» в лице конкретно меня загорелось идеей издавать одну книгу поэзии в год за свой счёт. Чтобы извлечь из этого желания максимум результатов, мы учредили литературную премию, которую за отсутствием лучших идей назвали в честь одного из альбомов группы Происшествие. При литературной премии сделали также книжную серию, в которой стали выпускать бюджетно-изданные стихотворные сборники — чтобы авторам не пришлось много платить.

Занялись их распространением по книжным магазинам и литературным фестивалям. После этого нашими поэтами заинтересовались СМИ, мы стали выводить ребят на радио и даже как-то получилось их привлечь на телевидение. Провели свои собственные чтения в Москве, Санкт-Петербурге, Симферополе, Казани. В итоге у меня получился огромный проект, мало чем уступающий «Контрабанде». Сейчас вот принимаем заявки на конкурс 2016 года. Стараемся почаще объявлять промежуточные результаты, чтобы авторы, чьи стихи мы считаем достойными книжной серии, узнали об этом как можно раньше. А в конце года посмотрим, кто победит. Лауреаты прошлых лет Анна Маркина и Майка Лунёвская — очень хорошие поэты, которых приятно издавать.

Вы ведёте много проектов одновременно, как вы распределяете своё время?

Живу по расписанию, не трачу время на то, что мне кажется ненужным. К примеру, не смотрю телевизор, не интересуюсь компьютерными играми. Всегда оцениваю, сколько какая задача может занять времени, и только после этого встраиваю её в дневной график.

Алексей, какой образ жизни вы ведёте повсеместно? И какой образ жизни ведут ваши музыканты?

Так сложилось, что мы все люди семейные, почти все являемся представителями творческих профессий. Тимоха работает преподавателем музыки, Катя дизайнером, Миша из реставраторов перебрался в театральные художники, один Саша у нас госслужащий — зато он у себя на даче оборудовал дивную репетиционную базу, где мы как раз и играем. Нас очень поддерживают наши семьи. Моя жена Вика, Тимохина жена Саша, Катина дочь Маня, семья Саши Баранова. У меня у самого трое детей. Старшие живут в Москве, дочка Даша, с которой у меня очень близкое духовное родство, ходит на многие концерты, сын Серёжа пока растёт. Младшей дочери Лизе всего полтора месяца. В Самаре в данный момент я веду очень домашний образ жизни, все мои жизненные планы и амбиции посвящены этой крохотной девочке. Иногда, бывает, вырвусь на вечер сыграть где-нибудь, но даже на сцене думаю, как там милая моя Лизавета поживает.

От чего бы вы посоветовали держаться подальше начинающим артистам?

От наркотиков. Всё остальное преодолевается с большим или меньшим трудом. Ещё от лени, обычно с ней ленятся бороться, а зря. Не советую иметь дело с алкоголиками, даже если это очень близкие или очень убедительные люди.

Спасибо большое.