OYA — эксклюзивное интервью

Здравствуйте! Хотим задать первый ироничный вопрос: был ли кто-то против создания группы OYA, если большинство проголосовало «за»?

Владимир: Здравствуйте. Против были, пожалуй, здравый смысл и логика. Но кто их будет слушать? Только шизофреник захочет жить с роботом, когда вокруг так много живых людей.

Что вы слушали накануне этого интервью?

Елена: Radiohead и The Mars Volta.

Слушаете просто так, с целью вдохновения или учебного пособия?

Елена: Я в разные периоды своей жизни фанатела от очень разных стилей музыки, от разных исполнителей. Radiohead я слушала, ещё когда училась в музыкальном колледже. При этом мне нравился старый джаз, Stevie Wonder. Я училась импровизации и жить без этого не могла. В университете я слушала и снимала: Dianne Reeves, британский фантастический проект Incognito, Jose James, Concha Buika и множество других потрясающих и уникальных исполнителей. Но в какой-то момент я устала от музыки и меня перестало что бы то ни было трогать. Три года я слушала музыку только в рамках своей профессиональной деятельности, ничего не вдохновляло. Наверное, это было что-то типа музыкальной депрессии.

Потом однажды мы с мужем смотрели фильм Get Him to the Greek, и в одном эпизоде был маленький кусочек песни And Ghosted Pouts, и сразу стало интересно, что же это за привидение орёт, а потом я услышала Teflon. После этого полтора года постоянно в наушниках, сплошные The Mars Volta! Да! У меня в голове уже сидят почти все партии всех инструментов из самых любимых, заслушанных до дыр их песен, коих 90%. Так что они определённо оказали на меня влияние в профессиональном плане. И они мои первые настоящие рок-идолы, вдохновившие на создание собственной музыки.

Вы чувствуете, что музыки становится больше, а выдающихся музыкантов в час по чайной ложке?

Владимир: В целом, да, но это не потому что талантливых музыкантов рождается всё меньше год от года. Скорее, наоборот, их становится больше. Мы имеем дело с огромной машиной, которая штампует новую музыку. Чтобы эта машина работала без сбоев, ей нужна большая масса людей. Среди этой массы людей довольно большой процент выдающихся музыкантов. Представьте себе, Rihanna записывает новый сингл. Продюсеры нанимают 200 битмейкеров для работы над песней, а берут только один бит в конце. Кто эти битмейкеры? Это выдающиеся музыканты. В конце концов песня будет звучать отовсюду. А где эти 200 выдающихся музыкантов? Один будет торговать апельсинами в Тель-Авиве, второй подрабатывать садовником в Женеве, третий клерком в Лондоне. У мейджор-лейблов есть свои отлаженные схемы, музыканты же познают мир на ощупь. Не думаю, что выдающихся музыкантов так уж мало, просто многие из них остаются незамеченными в этом стремительном потоке.

Владимир, скажите, оставаться в тени и помогать другим завоёвывать музыкальные хит-парады — это осознанный выбор тех 200 выдающихся музыкантов, о которых вы говорите?

Есть люди, которые не хотят оставаться в тени. Они попадают в этот «список 200» для того, чтобы проявить себя и играть живые концерты. Но есть и другие музыканты, которые сознательно уходят в тень. Они называются — студийные музыканты. На самом деле это очень интересная работа. Я сам при этом не присутствовал, но охотно верю, что при работе над альбомами группы Linkin Park в студии большую часть времени проводили саунд-продюсеры и студийные музыканты. Просто для того, чтобы ускорить процесс. Продюсер говорит им, как играть, и они мгновенно выполняют все требования. И уже после того как найден идеальный баланс между частотами и партиями, приходит группа, учит материал и играет начисто. Они получают за это хорошие деньги и осознанно строят свою карьеру в качестве студийных музыкантов.

Насколько вы самокритичны к себе, когда дело касается музыки и того, как она должна звучать?

Владимир: Это смотря в каких единицах измерять самокритику. Если вдуматься, то это очень глубокий вопрос. В первую очередь следует отметить, что наши песни никогда не рождаются в амбивалентных творческих муках. Работа над каждой новой песней — это всегда интересный процесс, может быть, самая любимая моя часть работы. Тексты и музыку всегда пишет Лена, аранжировки делаю я. Но всё этим не ограничивается. Я всегда знаю, что могу отправить остальным участникам коллектива совсем сырое демо и гарантированно буду получать удовольствие, глядя на то, как эта песня расцветает: наполняется новыми музыкальными идеями, какой у неё, оказывается, прекрасный саунд и невероятный грув.

Нам, слава богу, не приходится хвататься за голову, глядя на то, что мы натворили, благодаря тому, что работаем в одной команде с людьми с огромным творческим потенциалом. Мы никогда не допускаем к работе над песней людей со «сломанными» мозгами. Каждый участник группы посвятил большую часть жизни музыке, переиграл много разного материала. Мы знаем правила, и у нас накопилось большое количество клише. Стараемся найти идеальный баланс между соблюдением и нарушением правил.

Мы не хотим, чтобы наше творчество основывалось на системе убеждений кого-то другого. Главная цель — это наш собственный голос. Поэтому мы вполне естественным образом стали альтернативной рок-группой.

Я всегда пишу аранжировки на компьютере, это даёт мне возможность ориентироваться не на свои знания, а на свой слух. Если какая-то часть песни заставляет нас недовольно морщиться, то Лена просто напевает так, как это должно звучать. Это работает лучше любой теории, лучше любого правила. В конце концов, у нас обычно получается 4-5 вариантов аранжировки в разных темпах, в разных тональностях, в разных размерах и с разными настроениями. Лучшую из них, ту, которая в полной мере раскрывает основной смысл песни, мы и записываем в последствии на студии. Самокритичны ли мы? Безусловно. Не слишком ли самокритичны? Похоже, что нет. Не слишком ли самонадеянны? Это вряд ли.

Поясните, что вы имеете в виду, когда говорите, что к работе над песней не допускаете людей со «сломанными» мозгами?

Владимир: В основном это касается музыкантов, которые на первых порах изучали академическую музыку. Знаете, наверное, как построено наше классическое образование? Человек постоянно находится под давлением: так играть нельзя, этак непозволительно. Очень много табу. Что ни концерт, так в зале обязательно сидят разного рода критики с ручками и блокнотиками, записывают ошибки, а потом за эти ошибки попрекают неустанно. Расслабиться невозможно. Музыкантом быть не просто в этом смысле, нужен большой запас прочности.

Но мы все разные, и не каждому этой прочности хватает. Нередко получается, что такой, критикуемый на протяжении нескольких лет музыкант, начинает работать над авторским материалом, и эти навязанные табу мешают ему раскрыться. Просто нет привычки делать шаг вправо, шаг влево. Есть страх ошибиться. Часто бывает, что такие люди действуют по шаблону и вместо того, чтобы улучшать, только разрушают потенциально фантастический материал. Это вовсе не означает, что у всех классиков большие проблемы. Просто не все так сильны духом, как Рихтер, например. Есть ещё одна категория музыкантов, которых называют ремесленниками. Их девиз: «Не важно что, не важно как, лишь бы деньги платили». Обычно это уставшие люди, которые уже не получают удовольствия от музыки, не способны вдумчиво работать, не могут позволить себе полное включение. Они тоже попадают в список «сломанных». Всё-таки надо любить то, что ты делаешь.

Как вы думаете, где сформировалась музыкальная культура, а где пока только набирает обороты?

Владимир: Музыкальная культура никогда не формируется сама по себе. В целом культура формируется в тех местах, в которых культурный слой велик. То есть там, где живёт большой процент образованных и мыслящих людей. Если вы об этом. То есть в Нью-Йорке, Берлине, Лондоне, Париже, Москве, Петербурге… В этих городах культура в целом и музыкальная культура в частности уже сформировалась. Рост культуры — это всегда ответная реакция на внешние раздражители, на какие-то общественно-политические события или на тенденции и настроения в обществе. Помните, что произошло с живописью в Европе после Первой Мировой?

Если же речь идёт о том, умеют ли люди ходить на концерты и слушать музыку касаемо клубной культуры, то она так же сформировалась в вышеперечисленных городах. В России имеет место серьёзный перекос в сторону классической музыки. У нас богаты традиции академической музыки, и многие знают в ней толк. Неакадемическую музыку: рок, джаз, электронную музыку — нам ещё только предстоит научиться слушать. Большинство наших людей не знают, какие именно события послужили толчком для возникновения этих видов искусства, не знают, что она в себе несёт, как на это реагировать. Зато многие знают с каким счётом вчера победил Зенит.

Обычно на афишах вокруг нас мы видим: «Самый быстрый гитарист Планеты», «19 Премий Грэмми», «Автор такого-то хита». С каких-то пор эта информация стала важной. Наши самые успешные музыкальные концерты и фестивали — это те, которые проходят в необычных местах: на крышах, под мостом, вверх ногами. Я искренне надеюсь, что у этих фестивалей есть и стоящая идея и миссия. Ведь у них есть возможность делать большие дела. Обывателю же в принципе без разницы, что там происходит на сцене. Главное для них — возможность почувствовать, что в их жизни есть место чему-то необычному. В то же время, я уверен, что в каждом многоквартирном доме живёт хотя бы один человек, который считает, что музыку придумали для того, чтобы танцевать под неё гопак. Я буду рад если ошибаюсь. С другой стороны, я рад тому, что у нас есть энтузиасты, которые популяризируют неакадемическую музыку. Так что, культура набирает обороты.

Что предпочтёте: лишний раз порепетировать или сыграть концерт?

Елена: Конечно, сыграть концерт. Концерт всегда всё ставит на свои места. Сразу становится ясно, над чем ещё надо поработать. Серьёзные артисты даже репетируют в условиях максимально приближённых к концертным: тот же звук, свет, зал той же вместимости.

Елена, скажите, а если зрительный зал полупустой или, наоборот, полный, но при этом никакой активности не проявляет, какими будут ваши выводы относительно музыкальной программы?

Относительно музыкальной программы мы в этом случае не станем делать никаких выводов. С музыкой всё в порядке, на неё хорошо реагируют, она нравится людям. Если слушатели не проявляют активности, то выводы следует делать относительно шоу, всего того, что происходит на сцене кроме музыки. К слову сказать, в России довольно задумчивая и рассудительная публика, в пляс не пускается, очертя голову. И чем меньше в зале людей, тем меньше они проявляют эмоции. В толпе проще расслабиться и от души веселиться.

Каждому артисту, выступающему в России, следует продумывать, как он будет руководить слушателями. А то они так и простоят до конца концерта по стойке смирно. Это, на самом деле, вовсе не означает, что людям не нравится концерт. Просто наши люди не привыкли проявлять чувств. Наверно, это особенность нашего менталитета. Но это ничего не отменяет, играть надо так, чтобы у людей крышу срывало, мало их или много. И абсолютно не важно проявили они активность или нет. Главное, что публика запомнит тебя умопомрачительным.

Ведётся ли какая-то работа над новым материалом?

Владимир: Непрерывно. Каждый день. Мы сочиняем и записываемся круглый год. Сейчас кроме работы над материалом мы ещё готовим видеоряд для живых концертов, получается очень необычно. Мрачно и энергично — всё, как вы любите.

До интервью вы сказали, что работаете над выпуском альбома. Почему над альбомом, если плодотворность коллектива сегодня измеряется синглами?

Владимир: Мне кажется, правильнее было бы начать вопрос со слов «Если бы…». Далеко не каждый сайт, который пишет музыкальные обзоры, возьмётся писать о группе, у которой один сингл или даже EP. Они считают, если у группы 3-4 песни, то это ещё не группа. И правильно делают. Было одно исключение — Red Hot Chili Peppers, о них сразу все заговорили. Но у них было то, чего у других не было. Правильнее сказать, не было того, что у других было. Если совсем серьёзно, то альбом — это 10 песен, которые объединены какой-то общей историей или темой. По крайней мере, у нас именно так. Поэтому логичнее всего будет объединить все наши песни на одной пластинке.

Кто возьмёт на себя ответственность за мастеринг, а кто за сведение альбома?

Елена: Сейчас у нас этим занимается один и тот же человек Андрей Кравченко. Перед выпуском альбома все треки будут заново отмастерены в Финляндии.

Андрей проживает в Финляндии и работает там на собственной студии?

Елена: Нет, нет. Андрей родом из Петербурга, но работает в Москве. У финнов же большой опыт мастеринга рок-музыки. Поэтому мы и хотим прибегнуть к их помощи.

С чего начинается альбом: с идеи или с записанных демо?

Елена: У каждого по-разному. У нас всё начиналось с одной песни. Мы не продумывали каждый шаг на 2 года вперёд. Хотя многие делают именно так. Возможно, следующий альбом начнётся с идеи.

Есть композиции, которые в альбом не попадут и по каким причинам, если не секрет?

Елена: У нас довольно большая музыкальная программа, при этом каждая песня прошла через моё сердце, каждую я по-своему люблю. Песня — как отдельная история, под неё может немного меняться и стиль музыки. Альбом же — это нечто целостное, как сборник рассказов. Ведётся строгий отбор, чтобы песни подходили одна к другой, чтобы по завершении прослушивания у человека оставалось определённое приятное ощущение, а не потрёпанные чувства.

Будете ли вы сотрудничать с каким-либо лейблом касаемо выпуска альбома?

Елена: У нас есть расширенный список лейблов, которые подходят для выпуска нашего альбома. Будем с ними общаться, посмотрим.

Какие условия как артисты вы бы предъявили лейблу? Или сегодня лейблы предъявляют условия?

Елена: Хорош тот лейбл, который развивает продукт, как-то поддерживает артиста: публикации в СМИ, раскрутка через радиостанции, организация гастролей. Если лейбл собирается только продавать музыку на iTunes, да ещё хочет получить за это права на песни, то такой лейбл нам не нужен.

В каком формате ожидать релиз?

Елена: Релиз выйдет в формате EP. 5 песен.

Это будет цифровая версия в купе с распространением на физических носителях: винил, CD?

Елена: Скорее всего цифровая версия и CD. Будет ещё ограниченный тираж с необычным оформлением, не буду выдавать раньше времени, как это будет выглядеть. (Улыбается.)

Скажите, кто в коллективе является маяком, сигнализирующем о готовности той или иной композиции?

Владимир: Лена. Она автор, фронтмен, и последнее слово на счёт любой готовности или неготовности тоже за ней.

Музыка — это конфликт интересов или это способ договориться?

Елена: Музыка — это любовь.

Можно ли зарабатывать на музыке достаточно, чтобы не идти на завод?

Елена: Конечно! Посмотрите на Филиппа Киркорова. (Улыбается.)

Принимали ли вы участие в каких-нибудь музыкальных проектах до OYA?

Владимир: Да, конечно. Мы профессиональные музыканты и занимаемся только музыкой. Проектов было столько, что даже не сосчитать. Мы играли абсолютно всё, кроме кантри. (Улыбается.) География выступлений от Нью-Йорка до Осаки. Большая часть гастрольных поездок была в рамках сотрудничества с российскими поп-звездами.

Насколько сильно западная организация массово-зрелищных мероприятий отличается от нашей?

Владимир: Об этом можно говорить часов двадцать кряду, это тема для отдельного интервью, можно целую книгу об этом написать. Что ни мероприятие, то своя отдельная история. Если говорить в общем и целом, то отличается, но совсем немного. Мы уступаем им в мелочах. Например, на западе в плохую погоду на фестиваль приходят в дождевиках по просьбе организаторов фестиваля, у нас с зонтиками. Из-за зонтов плохо видно сцену.

Как много усилий вы вкладываете в продвижение творчества и какие инструменты для этого используете, если не секрет?

Владимир:  Мы вкладываем всё, что у нас есть в продвижение нашего творчества. Все силы. Мы бы с удовольствием использовали все инструменты для продвижения, но некоторые из них, увы, слишком дорого стоят. Но таргетированная реклама в социальных сетях нам вполне доступна. Эффективнее всего на сегодняшний день работает инстаграм. Так же нас поддерживают инди-радиостанции из разных стран мира, регулярно крутят нашу музыку.

Если бы не музыка, то чем бы вы занимались?

Владимир: Я был бы Чемпионом Мира по Карате.

Сергей: Я был бы, наверно, психом-художником, подрабатывал лифтёром и у меня была бы ржавая газель, на которой я возил бы обезьян каких-нибудь.

Елена: Я бы стала замкнутой и необщительной художницей. Неделями бы не расчёсывала свои волосы. (Смеётся.)